Протоколы колдуна Стоменова - Страница 5

Вот так, Борислав. Ты, поди, волков только по телевизору видел, а я их по молодости войско целое изничтожил. После того как я выдержал, Никола мне запретил. «Хватит, — говорит, — зверье почем зря губить. Скажу я слово одно, и кончится ваша вражда. Ты — зверь сам по себе, они сами по себе. Не пересекутся ваши дорожки больше». И правда, как бабки отшептали. Пошаливали они опосля, но редко, лениво.

Слова, Борислав, не помогают быть сильным. Если ты чувствуешь себя слабым — лучше молчи, не трать себя. Научишься молчать — сделаешь первый шаг к Магии Смертной Силы. А что такое Сила, ты знаешь? Сила первого посвящения — это наука уничтожить своего недруга. Этим владеют многие, не только культы и маги, но и вполне цивилизованные кланы, к одному из которых принадлежишь ты. Сила второго посвящения, которой владеют немногие, — умение использовать достоинства врага в свою пользу, превращать их в недостатки. Сила третьего посвящения, которым владеем мы, Сила Смертная, неотвратимая и неодолимая, — уметь делать людей слабыми, бессильными, податливыми, опустошенными. Для этого не нужны ни ваши мудреные бомбы, ни яды, ни войско. Слушай и молчи, Борислав. Так ты прикоснешься к Силе. Было время, и я сидел так перед Николой и внимал каждому слову. Как сделать медведя послушным, словно дитя, как сделать больно незнакомцу, стоящему за версту от тебя, как обрести Силу неземную, проницательность звериную, нюх волчий, ярость нечеловеческую. Как оставаться нехворым и в младости, и в старости, как голод познать и удерж от всего желанного… Слушай, Борислав, — с ума не сойдешь если, то сильным станешь много более сегодняшнего…

Ты неплох духом, я это чую, хотя супротив меня тысячи таких, как ты, не хватит. Улыбаешься… Не веришь? Ладно. Вы уже другие, брезгливые к голосу старшего, уверовавшие во всезнайство свое. Говорите вы много, а слушать не умеете, впитать влагу ума бескрайнего разучились, словно детьми никогда не были. Когда Никола говорил, вся деревня его слушала, отец родной его слушал, не перебивал, кланялся благодарно. Мне было два годка, когда откровение ему пришло. Голос ему был громогласный и видения. Конец прошлого века был это. Мамка мне много про Николу рассказывала: как он на стаю волчью с голыми руками ходил, как дрался со зверьем; как на кладбище жил, от людей шарахался, голодом мучался, плотскими жаждами; исчезал надолго и возвращался, готовил настои и мази исцеляющие. Потом он нам говорил: «Испытание мне наказано было Великое, нечеловеческое». Все опосля проходили те же муки, что он сдюжил, — все проходили, да не все прошли… Баб наших, деревенских, он одной мерой мерил, мужиков — другою. Мне семнадцать годков стукнуло, когда не голосом я закричал, а Силой своей, и много было еще впереди… Марфа, которую я поминал уже, померла, не сдюжила, похоронили мы ее на кладбище нашем тихонечко. Мужика одного медведь задрал, другой, Федор, в проруби утонул. Федорова баба на сносях была, родила через месяц она двоих мальчиков — да мертвыми, синенькими. Никола сказал, что это хороший знак, ему Откровение было. Баба вслед за детками померла тоже. Схоронили мы их всех рядом, могилка к могилке. В девятнадцатом году, когда уходили мы из деревни нашей навсегда, Никола велел по пригоршне земли с их могилы с собою в дорогу взять. Сильная землица, колдовская…

Следователь: — Стоменов, может оставим…

Стоменов: — Борислав, не называй, голубчик ты мой, меня этак больше. Зовут меня Кривошеев Андрей Николаевич. Вот Андреем Николаевичем и попрошу меня величать. Уговор?…

Следователь: (молча пожимает плечами).

Стоменов: — Значит, уговорились. Ты, Борислав, меня не торопи — я и сам все скажу. Дело ваше все равно темное, никому не ведомое, а что начальство твое мандражирует, так это пустое, Борислав, пока ямку не выроешь — водица не пробьется. Сиди, слушай, на ус мотай, а тот ученый (кивает головой в сторону стенографиста) — пускай пишет, авось, глядишь, деткам расскажет… Да только нет у тебя деток-то, верно я говорю, сынка? (Повернув голову, обращается к стенографисту). Нету, нету, не зыркай глазенками-то, на бумаги свои лучше зыркай, чтоб справнее было.

И вот какая просьба у меня к тебе, Борислав, будет. Вы мой домишко ладно осмотрели? (Следователь неопределенно кивает головой). Там, на окошке, цветочек стоял, помнишь? Цветочек-то вы загубили, когда землю рыли, искали ваши доказательства, а вот землица осталась, там и стоит в горшочке. Ты мне этой землицы принеси, а опосля поговорим…

Кристо Ракшиев (из дневников)

…Отец Николы поклонялся своему сыну, как святому. Все произнесенные наказы сына исполнял с какой-то одержимой ретивостью. Он был единственный крещеный в этой деревне, носил нательный крест, рассказывал о Христе то малое, что слышал на ярмарках, на которых раньше бывал частенько. Почему-то именно после смерти Марфы единственная ниточка, связывающая Кривошеевку с окружающим миром, оборвалась навсегда. Деревня окончательно замкнулась на себе, погрузилась в мрачную атмосферу Смертной Силы. Той самой Магии, которую проповедовал Никола. Отец его прилюдно сорвал с себя крест, утопил его в реке и покаялся. Плакал страшно, ревел зверем, хотел утопиться сам… Никола остановил его, было откровение, что отец будет ему по правую руку.

Он творил чудеса — зверь бежал к нему сам, он говорил с птицей и рыбой, во дворе бродил волк, который слушался только его. Он лечил любые хвори и раны, но когда Марфа умирала возле ног его — встал и ушел. Когда дранного медведем мужика приволокли в деревню, он не пошевелил и пальцем, хотя тот был еще жив. Больной, больной сукин сын!!! Кривошеев говорил, что деревня словно перестала существовать для внешнего мира, — никогда больше, до самого момента их ухода, не появлялись ни редкие путники, ни беглые изморенные каторжане, никто, никто… Они там все были или Кривошеевы, или Никитовы, вся Кривошеевка — пять домов, чуть более семи десятков человек. Херня какая-то! Мне 43 года, и у меня никогда не было детей, откуда ОН узнал!? Откуда узнал? Сначала жена бесплодная, потом развод, редкие шлюхи, шлюхи, и ничего больше… Смогу ли я сейчас? Не уверен… Да к черту! ОН, ОН!! Кто? Почему? Зачем он эту девчонку? Иногда он поворачивается ко мне, и я вижу его глаза… Паранойя, бред, мания величия — ХА — ХА, у него разумный взгляд, быть может, разумнее, чем у нас… У меня… Психов я на своем веку повидал, я их чую, у них глаза…